Kun.uz пригласил поговорить на эту тему Дмитрия Родина, президента компании «Advantage Central Asia» (Франция) и Юлия Юсупова, директора Центра содействия экономическому развитию (Узбекистан).
Ш.Шарипов. Первый мой вопрос: что такое «модели экономического развития»? Почему возникла необходимость в этом понятии?
Ю.Юсупов. Мы все знаем, что есть богатые развитые страны и развивающиеся страны. Это разделение возникло достаточно давно, начиная примерно в XVI – XVII веков, когда некоторые европейские страны, Испания, Португалия, Англия, Голландия, Франция, стали вырываться вперед благодаря великим географическим открытиям и благодаря научной революции, которая началась в Европе в XV веке, а затем благодаря промышленной революции, начавшейся на рубеже XVIII-XIX столетия в Великобритании, перекинувшейся затем на многие страны мира, в том числе за пределами Европы, например, в США, Канаду, Австралию.
Вот они сейчас и являются развитыми странами. В двадцатом веке к ним присоединилось ещё несколько стран из других регионов, скажем Япония, Сингапур, Южная Корея, Израиль, Тайвань, а также некоторые арабские нефтедобывающие государства. Таким образом, мир как бы делится на две категории стран, развитых и развивающихся. Развивающиеся страны имеют более низкий уровень жизни, и их задача - догнать развитые страны. Чтобы к ним приблизиться, надо развиваться быстрее, соответственно, стоит вопрос ускорения экономического развития.
И для того, чтобы ускорить экономический рост, в развивающих странах используются разные модели стратегического развития. Есть три такие ключевые модели. Первая модель – модель развития за счёт сырьевых отраслей экономики, которые пользуются большим спросом на мировом рынке. Но для этого нужно, чтобы у вас было достаточно большие запасы такого рода ресурсов, например, нефти, газа, которые можно очень активно продавать на мировом рынке. И за счёт этих денег существовать. Узбекистану эта модель не подходит. У нас много природных ресурсов и полезных ископаемых, но их не настолько много на душу населения, как скажем, например, в соседнем Казахстане.
Остаются ещё две модели. Эта модель экспортоориентации и модель импортозамещения. Я постараюсь объяснить разницу между этими моделями на упрощенном примере.
Для того, чтобы страна развивалась, нужно, чтобы она выпускала конкурентоспособные товары и услуги. Вопрос в том, что мы будем производить? Все товары, услуги, которые страна способна производить, можно разбить на три категории. Первая — это товары, услуги, которые мы можем производить лучше, чем другие страны, либо по качеству лучше, либо по цене дешевле, либо и то и другое. Если мы будем их производить, то сможем хорошо продавать на внешних рынках. Вторая категория — это те товары и услуги, которые мы можем производить хотя бы не хуже, чем другие страны. Может быть, на мировых рынках их много продавать не получится, но по крайне мере на внутреннем рынке они будут иметь преимущество перед импортом, который еще надо в страну завезти, а, следовательно, стоимость импортной продукции возрастает из-за транспортных издержек.
Третья категория — это товары, по которым мы сегодня не имеем конкурентных преимуществ. Мы сможем их производить по сравнению с другими странами только с низким качеством и/или более дорого. Соответственно, на мировых рынках мы их продавать не сможем. Это не означает, что мы никогда их не сможем производить, возможно, через какое-то время изменятся условия, скажем, повысится качество рабочей силы, квалификация людей. В каких-то смежных отраслях наладится производство, которое позволит удешевить комплектующие для этих товаров. Или на мировых рынках повысится спрос и цена каких-то товаров третьей категории и наше производство окажется вполне конкурентоспособным. То есть со временем мы тоже какие-то из товаров третьей категории сможем производить, а какие-то может вообще никогда не сможем, потому что климат не позволяет, например.
Обе стратегии – и экспортоориентации и импортозамещения – предполагают, что для экономического развития необходимо побольше производить товаров и услуг. Это позволит создавать рабочие места и увеличивать доходы людей. Это общее двух стратегий. А в чем различия?
Стратегия экспортоориентации предполагает, что мы должны сконцентрироваться преимущество на тех товарах, по которым имеем хорошие сравнительные преимущества, которые можно продавать на зарубежных рынках (первая категория). Пусть не прямо сейчас. Может быть, надо построить, заводы, внедрить на них доступные современной технологии, обучить персонал и, скажем, через три-пять лет мы вполне сможем ими торговать на международных рынках. В рамках этой модели также никто не против производства товаров и услуг второй категории. Они вполне могут продаваться внутри страны. А вот продукты, которые находятся в третьей категории, производить не стоит, потому что это сейчас невыгодно. Мы в условиях конкуренции ни на внешних, ни на внутреннем рынке их не продадим. Поэтому сосредоточимся на том, что у нас лучше всего получается или, может быстро получится. Например, быстро компьютеры мы не научимся производить. А вот что-то другое, например, шить постельное белье – это производство можно освоить за несколько лет, учитывая, что есть сырьевая база, есть необходимые кадры. Иными словами, мы концентрируемся на производстве тех товаров, по которым имеем конкурентные преимущества и активно их продаем в том числе на внешних рынках. А остальные товары мы импортируем.
В чем же суть стратегии импортозамещения? Она заключается в том, что мы хотим минимизировать импорт, по возможности научиться производить всё или почти всё из того, что к нам сейчас завозится извне. Мы должны пытаться производить почти всё сами, то есть товары, которые относятся ко всем трём категориям, в том числе и по которым мы в настоящее время и в ближайшей перспективе, а, может быть, и навсегда не имеем и не будем иметь конкурентные преимущества. Если политика экспортоориентации ориентирована на страновую специализацию, на то, что можно продавать на внешних рынках, то стратегия импортозамещения ориентирована на внутренний рынок, на замену импорта местной продукцией. Так как большая часть такой продукции на внешних рынках будет неконкурентоспособна, все наши надежды на внутренний рынок и на ограничение конкуренции на нем со стороны импорта.
Вот две ключевые стратегии, между которыми на самом деле надо выбирать. Узбекистану: экспортоориентация и импортозамещение.
Д.Родин: Я хотел бы немного добавить. Когда мы говорим об импортозамещение или экспортоориентированности, мы рассматриваем ресурсы, которые имеются у той или иной компании, у той или иной отрасли – и оцениваем совокупность ресурсов, имеющихся в стране. И вот эти ресурсы – производственные, интеллектуальные и другие – можно сконцентрировать для достижения цели, например, «не пустить иностранную продукцию внутрь страны», или же направить эти ресурсы на то, чтобы «завоёвывать новые рынки».
Посмотрим на такой показатель как экспортно-импортное сальдо: то есть, страна больше ввозит или больше вывозит товаров и услуг. Первое впечатление у человека, который не является специалистом в сфере экономики, может быть такое, что это плюс-минус одно и то же.
Каждая страна точно так же, как каждая семья, стремится больше заработать, больше продать своих услуг. Учитель, инженер, бизнесмен – люди хотят внешнему миру продать своих услуг как можно больше, чтобы в семейном бюджете было больше денег. Вот на уровне государства та же самая философия: как можно больше произвести у себя в стране, продать как можно больше в другие страны и экономично подходить к тому, что мы покупаем за рубежом. Меньше покупать – больше производить и продавать.
Если мы говорим об импортозамещении, то в нашей аналогии с семьей – это та семья, которая экономит каждую копейку и старается лишний раз не проехать на автобусе, чтобы больше денег оставалось в бумажнике. Такая модель ведения хозяйства абсолютно понятна и естественна.
Казалось бы, когда мы говорим о приоритете не экономии, а зарабатывания денег, это схожая модель поведения. Однако нет. Дело в том, что экспортоориентированность предполагает мобилизацию ресурсов на наиболее конкурентоспособным направлении. То есть, это усиление именно тех сфер производства, в которых у страны есть глобальная конкурентоспособность.
Сходу я вот, как практик, могу сказать, что целый ряд направлений текстильной отрасли, целый ряд направлений пищевой промышленности обладает такими компетенциями, которые могут и должны получить необходимую поддержку.
Если государство при этом пытается бить по двум целям, скажем, поддерживать наиболее конкурентоспособное на мировом рынке производство и также устанавливать барьеры для того, чтобы не пускать продукцию из-за рубежа – тогда при решении второй задачи ресурсы отвлекаются от «чемпионских» направлений на те направления, где ждет заведомое поражение, если государство не поможет и не «подрегулирует» правила. Вот это – третья группа, о которой говорил сейчас Юлий Батырович.
Следовательно, если те ресурсы, которые отвлекаются на поддержку неконкурентоспособного направления, эффективно использовать в направлениях конкурентоспособных, то экономический эффект будет заведомо больше. Потому что все сводится к вопросу: что лучше, поддерживать то направление, где люди на мировом рынке по доброй воле отдают нам деньги за наши товары и услуги – или же через силу, через постановления, через элемент (в хорошем смысле) государственного насилия захватить какую-то часть бюджета. Это в чистом виде сказка про ветер и солнце, которые заставляли снять путника плащ. По доброй воле получать деньги с внешнего рынка – это гораздо более приятное и экономически эффективное занятие, чем пытаться через инструменты отъёма денег пытаться внутри страны перекроить бюджет.
Ю.Юсупов. Совершенно согласен с Дмитрием. Вы обратили внимание на два важных момента, о которых говорят экономисты, когда эти две модели сравнивают. Первый аспект заключается в том, что ресурсы, которыми располагает любая экономика, ограничены. И поэтому, если ресурсы направлены в одном направлении, значит другому направлению останется ресурсов меньше. И если мы распыляется и начинаем стараться производить как можно больше товаров и услуг, в том числе и тех, по которым не имеем конкурентных преимуществ, значит на те товары, по которым у нас есть преимущества, которые способны принести хорошую выгоду, ресурсов пойдёт меньше. А так как мы недопроизводим выгодные товары, и, наоборот, производим невыгодные, общее благосостояние снижается.
И второй момент. Если мы собираемся производить товары всех трёх категорий, в том числе те, по которым у нас нет преимуществ, мы обязаны понимать, что товары третей категории заведомо потерпят поражение в честной конкуренции с импортом. Соответственно, мы эти производства должны защитить от конкуренции, то есть применять политику протекционизма (ограничения импорта) и/или субсидировать местных производителей. А это очень плохо. Почему? Во-первых, защищая неэффективные производства от конкуренции, предоставляя им льготы и субсидии, мы тем самым перераспределяем ограниченные ресурсы от эффективных производителей к неэффективным (например, неэффективные производитель не будет платить налогов, следовательно, за него и за себя их будет платить эффективный), то есть используем ресурсы нерационально. Во-вторых, протекционизм и льготы для местных производителей на самом деле оказывают им медвежью услугу, так как лишают их стимулов для развития. Вполне возможно, что неконкурентоспособные сегодня производства со временем могли быть стать конкурентоспособными. Но для этого нужна конкуренция, без которой это просто невозможно.
Без конкуренции нет стимулов для развития, и, таким образом, даже там, где была возможность создавать конкурентоспособную продукцию, там нет развития, потому что компания становится монополистом, и она начинает просто паразитировать на бюджете и на потребителе. А так как политика импортозамещения распространяется на всю экономику. Это будет касаться даже и тех компаний, которые находятся в первой и во второй категориях, потому что их тоже автоматически защитят от конкуренции. И у них не будет стимулов для развития.
Вот самый хороший пример, который надо внести во все учебники по экономике – это наш автопром. В принципе сборка автомобилей не такая уж технологически сложная вещь. Во многих странах автомобили собираются, и они вполне конкурентоспособны с автомобилями развитых стран. В Узбекистане можно осуществлять сборку автомобилей. Для этого есть дешевая рабочая сила, скажем, по сравнению с Кореей и Германией, более дешевая электроэнергия и пр. Пожалуйста, делайте сборку – будут вполне недорогие автомобили. Но у нас что получилось? Из-за того, что компания, которая была создана еще в середине 1990-х годов, была защищена мощной протекцией, которая оказалась абсолютно монополистом на рынке, у неё нет стимула, и результат достаточно плачевный. То есть, импортозамещение оказывает медвежью услугу даже для тех отраслей, которые могли бы быть конкурентоспособными.
Д.Родин. Вот в одной из программ меня попросили двумя терминами обозначить, что значит конкурентоспособность в современном мире, на современном мировом рынке. И я тогда сказал, что это «клиентоориентированность» плюс «контроль над ценообразованием».
Вот когда искусственным образом – через запреты, через пошлины, через дармовые деньги, которые раздаются из госбюджета – создают специальные условия для компании, которая как бы занимается импортозамещением, что это значит в терминах клиентоориентированности? Это значит, что мнение покупателя – который может купить, а может не купить их продукцию – теряет свой вес в системе ценностей этого производителя. Потому что гораздо важнее с представителем государства договориться, правильно отчитаться, показать какие-то документы, не связанные, собственно, с рыночной ценностью продукта. Главное в этой политической лоббистской сфере показать себя. А то, что клиент будет чаще будет ходить в бюро ремонта, ну это, конечно, неприятно, но не столь важно.
То есть, с точки зрения клиентоориентированности, компании, которые поддерживаются таким образом государством, они неизбежно – просто другого не может быть результата – становятся менее клиентоориентированными. И с точки зрения контроля за ценообразованием: весь мир участвует в гигантской гонке - кто cделает продукцию должного качества за меньшие деньги, кто cможет уменьшить себестоимость? В конце концов, на это львиная доля изобретений и направлена. Если конкретному производителю говорят, что «для всего мира условия ценообразования такие, но у тебя цена может быть на 20%, на 30%, на 40% выше». Мы тебе разрешаем, потому что ты «наш». Что это значит? Значит очень простую вещь: что его продукция так и будет дороже чем у конкурентов.
То есть создаются искусственные нерыночные условия: сограждане ходят на работу, получают деньги из госбюджета – для чего? Для того чтобы их продукция была дороже, чем у конкурентов в других странах, и менее ориентирована на нужды клиента. То есть, за деньги налогоплательщиков продукция становится на глазах хуже. Исключения из этого правила можно по пальцам пересчитать - как правило, это больше связано с психологией и жизненной философией конкретного руководителя, который оказался у руля того или иного предприятия. Но если отвлечься от случайностей, то естественно, что средства из бюджета направляются на то, чтобы продукция была хуже.
И кроме того, когда мы говорим в этом контексте о человеческом капитале, о навыках и знаниях людей, то они, выходя на работу, получая премии, награды, похвалы, они теряют ориентир – на что нужно быть нацеленным. И они, действительно, считают, что хорошо работают – просто потому, что для них создана искусственным образом такая вот среда. А в естественную среду – если было бы можно такой трудовой коллектив взять и перенести, допустим, в Японию или в Германию – там они окажутся потерянными, потому что они неконкурентоспособны в рыночных условиях вне своего микроокружения. Но они забывают о внешнем мире и о конкуренции – и своя неконкурентоспособность уже воспринимается как некая новая норма. То есть, это вредно и для развития человеческого капитала тоже очень сильно.
Ю.Юсупов. Я дополню Дмитрия. Эта искусственная среда возникает не только когда напрямую деньги берутся из бюджета, но она и возникает, когда создается искусственная монополия. То есть, бюджетные деньги тут могут даже не использоваться. Достаточно ограничить импорт высокими таможенными платежами или какими-то нетарифными барьерами. И пожалуйста, вам отдается «на разграбление» вся страна. И в данном случае оплачивать низкую конкурентоспособность будет не бюджет, а непосредственно потребители. На самом деле и в первом случае тоже оплачивают потребители, потому что бюджет - это наши налоги, которые государство отдает неэффективным компаниям.
Ш.Шарипов. Могли бы вы привести примеры стран, которые выбрали импортозамещение и экспортоориентацию?
Ю.Юсупов. Есть классические примеры реализации модели экспортоориентации. Первым таким примеров считается Япония после второй мировой войны, хотя наверняка элементы этой модели использовались и раньше. А после Японии эту модель стали использовать другие страны Восточной Азии: Тайвань, Южная Корея, Малайзия, Китай и др. Когда она стала достаточно модной и широко известной эту модель стали использовать и страны и в других регионах: Индия, Бразилия, ЮАР и др.
Модель импортозамещения стала применяться по всему миру многими странами после второй мировой, когда появилось большое число новых независимых государств благодаря распаду колониальной системы. Самый классический пример — это Индия, которая после обретения независимости до 1990-х годов, то 50 лет, использовала эту модель. И очень показательный пример - экономический рост все эти годы был очень медленный. И только в 1990-е годы, когда страна уже отказалась от этой модели, она потихонечку начала развиваться.
Ш.Шарипов. Почему такой долгий срок?
Ю.Юсупов. Ну, это надо спросить индийское правительство...
Д.Родин. У меня есть гипотеза на этот счёт. Индия – страна с очень большим населением: сейчас это 1 млрд 400 млн человек, тогда было меньше. Но этого населения вполне достаточно, чтобы представлять собой отдельный замкнутый рынок. Понятно, что он не такой замкнутый как в Северной Корее, но все-таки это много людей и большой рынок. Следовательно, тут нет такого кризиса от фокуса на импортозамещении, как, например, в Северной Корее. Потому что, если радикализировать пример, то страна, которая осуществила практически стопроцентное импортозамещение – это Северная Корея. Экономический эффект достаточно ужасен. А вот в Индии рынок слишком большой и масштабный: на нем негативные эффекты демпфируются конкуренцией местных производителей без вовлечения в конкуренцию внешних игроков.
Обратите внимание, что Бразилия, Индия – это все очень крупные рынки. Также и Россия – это 150 млн человек. Большой рынок, и мы видим, что политика импортозамещения там, с одной стороны, не переламывает тренда падения уровня жизни и сокращение доходов, которые сохраняются уже много лет. С другой стороны, объективно есть рост производства в, например, сельском хозяйстве. То есть, эта политика дала свои результаты в конкретной отрасли, но для экономики страны в целом этого оказалось недостаточно чтобы переломить негативный тренд.
Ш.Шарипов. Там еще добавился фактор санкций.
Д.Родин. Когда политика импортозамещения накладывается еще на политический вектор, понятно, что тут нельзя рассматривать это в рамках чисто экономической модели.
Ю.Юсупов. Я согласен, что в большой стране импортозамещение не так катастрофически влияет на экономику, как в маленькой стране, так как внутренний рынок все же побольше. Но даже в очень больших странах все равно политика импортозамещения не обеспечивала должной экономический рост. И обратите внимание, ведь Китай по численности населения в начале 1980-х годов был даже больше, чем Индия. Но это была абсолютно нищая страна с низким платежеспособным спросом. И несмотря на то, что это самая большая страна, все-таки китайские власти во главе с Дэн Сяопином приняли решение перейти на модель экспортоориентации, что и позволило сделать рывок. Если бы они замкнулись на свой внутренний рынок, они бы, естественно, такого рывка сделать не смогли бы.
Ш.Шарипов. Дает ли нам это надежду, что у нас не так будет долго длится? Мы же маленькая страна.
Ю.Юсупов. Да, Вы правы. Мы до сих пор живем в парадигме модели импортозамещения, которую наше руководство стало внедрять с 1996-го года, когда приняло внезапное решение закрыть конвертации и начать инвестировать большие деньги в выбранные чиновниками (а не рынком) производства. Это был стопроцентный курс на импортозамещение. И лозунг был такой: зачем нам завозить жвачки, зачем нам завозить памперсы, зачем нам завозить … и так далее по всему списку импортируемых товаров. Что, неужели мы сами жвачку не можем производить, что, мы сами памперсы не можем производить? И вот под этим лозунгом правительство стало вкладывать огромные деньги в самые разные производства. Это чистое импортозамещение: будем производить все подряд, не важно, насколько конкурентоспособно это производство. Главное, чтобы заменить импорт. И правительство создало кучу льгот для инвесторов которые хотят этим заниматься. Налоговые льготы, дешевые кредиты, когда процентная ставка была в несколько раз ниже темпов инфляции, то есть вам просто дарят деньги, хотя называют это кредитом. Или льготная конвертация, когда вы можете купить валюту по цене в несколько раз ниже, чем она стоит на рынке.
Ш.Шарипов. В результате стимулируется контрабанда.
Ю.Юсупов. Рост контрабанды – лишь одно из многочисленных отрицательных последствий такой политики. Другое, еще более важное последствие заключается в том, что инвестиции, которые в то время осуществлялись в больших масштабах, их уровень доходил до 30% от ВВП в конце 90 х - начале нулевых годов, большей частью уходили в песок. Из тех предприятий, которые создавались на основе льгот в первую волну импортозамещения, сейчас, кроме автопрома, больше никого не найдете. Потому что сами льготы были настолько большие, что эти производства создавались ради льгот, а не ради того, чтобы произвести начать производить конкурентоспособную продукцию. И все эти инвестиции большей частью просто растащили на всякие коррупционные кормушки. А те предприятия, которые появились позже и смогли выжить, все равно выжили при очень ограниченном, небольшом рынке. Так как платежеспособность население очень низкая. Плюс ограниченность конкуренции. За последние годы мы многое сделали, чтобы отойти от модели импортозамещения. Но многие ее элементы до сих пор еще сохраняются, к сожалению. На полноценную модель экспортоориентации мы еще не перешли. Но шаг в ту сторону сделан достаточно большой.
Ш.Шарипов. Какие инструменты нужно использовать правительству Узбекистана для стимулирования экспорта в рамках модели экспортоориентации, в том числе с учетом международного опыта?
Д.Родин. Из международного опыта мне нравится пример с минимальным количеством искажений – обусловленных историческим опытом или сложившимися в обществе традициями и практиками. Давайте рассмотрим авиакосмический сектор. Очень далекий от нужд Узбекистана, но очень понятный пример того, на чем основан успех или неуспех и что получают страны, которые отказываются от парадигмы импортозамещения.
В самолетостроении есть два центра силы в мире — это Соединенные Штаты Америки и это Западная Европа. Боинг и Аэробус. Есть еще бразильский Эмбраер, но рассмотрим только два главных центра.
Ни США, ни Западная Европа не практикуют импортозамещение. Больше того, чтобы конечный продукт был более привлекателен на рынке, они вовлекает новых поставщиков комплектующих, то есть, запчастей. Кто воспользовался этой политикой открытых дверей? Я думаю, что люди далекие от космической отрасли, сильно удивятся, что поставщиками комплектующих для авиакосмической отрасли выступают, например, Тунис, Марокко и Мексика. Никаких предшествующих практик в авиакосмической сфере у них не было.
Вопрос исключительно в рыночном спросе. То есть, если компания сможет организовать должного качества производства тех или иных авиационных деталей, у нее не будет проблем со сбытом. А почему это можно организовать? Если мы сравним, например, с севером Европы, то ясно, что в Тунисе или в Марокко не потребуется отапливать помещения. Ясно что в силу близости к Франции и наличия общего языка, можно привлекать специалистов из Европы – так что вопрос наращивания человеческого капитала решается. Может не совсем легко, но решается.
По факту, мы имеем, что и Тунис, и Марокко больше, чем на € 500 млн каждый год поставляют на Аэробус детали. Мне кажется, это очень яркий пример: никто не станет утверждать, что это производство было традиционным, из поколения в поколение пестовалось и так далее. Нет, всем очевидно, что это чистый пример экспортоориентированого производства и политики открытых дверей со стороны Аэробуса. И Аэробус не печется о том, чтобы было импортозамещение.
При этом выигрывают все. Понятным образом, Тунис и Марокко. А что получает Аэробус? С точки зрения сторонников импортозамещения, они просто разбазаривают добро: могли бы оставить прибыль внутри страны, могли бы создать сколько-то тысяч рабочих мест – а вместо этого они взяли и отдали все на сторону. Нет, на самом деле они удешевили самолеты. Аэробус, который каждый из нас время от времени использует – он стал на какую-то небольшую сумму дешевле. А значит и Аэробус стал более конкурентоспособным в борьбе с Боингом. Борьба между авиационными гигантами ведется если не за каждый цент, то уж за каждые $100 точно.
То есть Аэробус, отдавая подряд на сторону, получает повышение конкурентоспособности своей продукции – он увеличивает, таким образом, свою устойчивость на мировом рынке.
Интересно, что если Марокко и Тунис делают первые шаги и получают меньше 1 млрд евро ежегодной выручки, то в Мексике экспорт авиадеталей для соседнего Боинга превышает $12 млрд в год. Это серьезный показатель. Мексика стала шестой в мире страной по объему производства в авиакосмическом секторе.
Ш.Шарипов. Это еще и наукоемкое производство…
Д.Родин. Да, это наукоемкое производство. Это другое качество человеческого капитала.
Подчеркну, что в Мексике идет война наркокартелей, и под ружьем незаконных вооруженных формирований находится больше 100 тысяч человек. Руководство страны разводит руками и говорит, что ничего сделать не может.
С точки зрения инвестиционного климата, вы понимаете, насколько в Узбекистане более благоприятная ситуация.
Когда я обсуждаю здесь примеры успешного выхода на экспорт, многие мои собеседники здесь говорят что-то вроде «в Узбекистане нет традиций экспортного производства». Вот вам пример авиакосмического производства в Мексике. Какие традиции? Там 100 тысяч человек под ружьем в незаконных вооруженных формированиях воюют за наркотрафик. Физически воюют. У них война. Но Боинг выстраивает взаимоотношения со своими надежными поставщиками даже в условиях, скажем так, не идеальной бизнес-среды. Так что, экономика побеждает и даже такие, в общем, не слишком благоприятные факторы общественно политической жизни. Все двери открыты.
Ю.Юсупов. По-моему, очень замечательный и очень оптимистичный пример для Узбекистана. Потому что ключевой аргумент противников свободного рынка, открытия границ, экспортоориентации заключается в том, что нашей стране не с чем сейчас выходить на мировой рынок. Разве что будем торговать изюмом и пряжей. На самом деле на международных рынках много ниш и возможностей. Да, мы сейчас не сможем ни самолеты выпускать, ни космические корабли, ни компьютеры. Но какие-то комплектующие для них вполне сможем. У нас развита химическая промышленность, в земле лежит вся таблица Менделеева. Надо научиться не только вытаскивать полезные ископаемые из земли, но и их и обрабатывать. В том числе производить какие-то комплектующие для космических кораблей и компьютеров. А для того, чтобы эти ниши находить, для того чтобы стать частью международной кооперации сначала надо открыть границы. Потому что в страну, где нет конвертации, где применяются всякого рода барьеры против свободной торговли никакие инвесторы не придут и никто с нами кооперироваться не будет. Современная же экономика очень сильно глобализирована. Возьмете любой сложный товар – комплектующие к нему создаются по всему миру, то есть в его создании участвует огромное количество предпринимателей самых разных стран. Но для того, чтобы в такие цепочки вклиниться, надо сначала стать открытой страной, привлекающей инвесторов и внедряющих новые технологии. Потому что для производства с низкими издержками и высоким качеством даже самых простых изделий нужны современной технологии, нужны инвестиции. А для этого нужен хороший бизнес-климат.
Д.Родин. Это как весы. Плохой бизнес-климат – это увесистая гиря на ту чашу весов, что сюда не надо идти. Но если на другой чаше весов – заявление Боинга о безопасности на его заводе, ситуация не такая плохая. Я не знаю, как они решают проблему.
В общем, когда на одной чаше весов неблагополучная ситуация с криминалитетом, а на другой флаг Боинга и многомиллиардные заказы – тогда каждый решает, отчасти в зависимости от того, насколько он «ковбой». Есть же инвесторы-«ковбои», а есть инвесторы консервативные. «Ковбои» придут и в неблагополучные территории. Но если мы рассчитываем на долгосрочные вложения, то, конечно, нужно создавать тот климат, о котором говорит Юлий Батырович.
И еще показательный пример. Буквально неделю назад прошло в деловых СМИ сообщение, что Узбекистан вошел в десятку стран мира с самой доступной электроэнергией. Сразу же после этого – не прошло и недели – как к нам обратились две компании с предложением продумать организацию в Узбекистане производства перевязочного материала и физраствора. И то, и то требуется в больницах. Речь идет об известных мировых брендах, которые имеют в виду не только обеспечивать Узбекистан или Центральную Азию, но также снабжать больницы в Европе – стать отчасти глобальным или макрорегиональным поставщиком для больниц.
Вот двери открываются даже на просто хороших новостях и репутации, которая у Узбекистана становится все более и более устоявшейся.
Ю.Юсупов. Вот мы, по сути, с помощью примеров Дмитрия ответили на ваш вопрос: как стимулировать рост экспорта. Нужна открытость экономики, нужна политика экспортоориентации. Также нужно, чтобы по товарам, которые мы хотим производить, у нас были более низкие издержки, чем в других странах. А это прежде всего вопрос налогов. То есть пока у нас будут высокие налоги, а они достаточно высоки в Узбекистане, наша продукция будет неконкурентоспособна. Необходимо также прочие издержки, которые несет бизнес, снижать. Например, они могут быть связаны с какими-то административными барьерами. Ну и конечно же надо создавать максимально привлекательные условия для инвесторов, прежде всего прямые иностранные инвестиции, которые привозят с собой современные технологии. И здесь самая больная проблема - качество законодательства и качество судебной системы, чтобы они понимали, что законы и суд их защитят.
Ш.Шарипов. Это значит, что по этим параметрам Мексика лучше нас?
Ю.Юсупов. Мексика ближе к Америке, и в этом ее главное преимущество. Я не такой специалист по Мексике, чтобы давать оценку ее экономике. Но логистика тоже имеет значение. Хотя мы с Дмитрием в сетях это обсуждали: сегодня транспортные издержки играют гораздо меньшую роль, чем раньше, так как транспортировка груза, благодаря техническому прогрессу, обходится все дешевле. Плюс благодаря некоторым обстоятельствам морской транспорт сейчас подорожал и поэтому для Узбекистана, удаленного от морей, было, сегодня эта удаленность уже не является большим ограничителем для конкурентоспособности на внешних рынках.
Д.Родин. До недавнего времени считалось, что Узбекистан теряет конкурентоспособность из-за того, что нет выхода к морю. Все, эти рассуждения остались в прошлом. Не в смысле что выход к морю появился, а в смысле, что стоимость морских перевозок увеличилась многократно в результате пандемии.
Получилось очень понятная история. За время пандемии Китай вынужден был многое начать производить из того, что раньше завозилось. Потому что многие логистические цепочки оказались разорваны. При этом внешний мир не стал производить то, что традиционно покупал в Китае. Получается, что Китай во внешний мир готов осуществлять в прежнем объеме, а закупать намерен гораздо меньший объем продукции. Следовательно, меньше контейнеров приходит в Китай и там образуется серьезный дефицит контейнеров. Проблема еще в том, что доставлять пустые контейнеры, как пустую тару в магазин, не получится: перевозка осуществляется крупными судами, которые должны соблюдать баланс веса и, как минимум, две трети перевозимых контейнеров должны быть загружены товарами.
Ясно, что есть компании, которые начинают решать эти проблемы, но условия дефицита все знают по советской практике и из простейшей экономической теории: если есть неудовлетворенный спрос, цена растет. Все это приводит к тому, что на некоторых направлениях стоимость авиаперевозок и стоимость морских перевозок сравнялись. Я вот у себя как раз в фейсбуке перепостил статью из РБК как раз об этом.
Поэтому сейчас те, кто из производителей Узбекистана рассматривал возможности экспорта и транспортировки автотранспортом – эта проблема снялась сама с собой. Конкуренты, которые имеют доступ к морю, если мы говорим о текстиле, например, и Пакистане – вот они больше не выигрывают в части стоимости транспортировки. То есть, можно приступать уже к нормальной конкурентной борьбе и не ссылаться на отсутствие выхода к морю.
Ю.Юсупов. И еще один важный момент. Экспортная конкурентоспособность зависит от многих факторов. Самый важный для большинства товаров — это цена товара для конечного покупателя. Но цена, если мы говорим о продажах на внешних рынках или о конкуренции с импортом, очень сильно зависит от обменного курса. То есть если, например, обменный курс нашей валюты снизился в два раза, это означает что наши товары на мировом рынке стали в два раза дешевле, а импорт на нашем рынке – в два раза дороже. То есть конкурентоспособность местной продукции и на внешних, и на внутреннем рынке возрастает. То есть, продавая свои товары в два раза дешевле на мировом рынке мы получаем в суммах ту же самую величину. Иными словами, конкурентоспособность очень сильно зависит от обменного курса. И этим пользуются страны, которые проводят политику экспортоориентации: они искусственно занижают курс своей национальной валюты и делают соответственно свои товары более конкурентоспособными. Но это очень сильный инструмент и с ним нельзя переборщить. Потому что если вы очень сильно занизите курс своей валюты, то также сильно подорожают импортные товары, а это невыгодно местным покупателям и будет означать инфляцию внутри страны. Поэтому здесь важен баланс.
И как раз в вопросе валютной политики мы видим одну из принципиальных разниц в политиках экспортоориентации и импортозамещения. В модели импортозамещения курс национальной валюты, наоборот, искусственно завышается: дешевая иностранная валюта нужна для закупки импортного оборудования, чтобы удешевить неконкурентоспособные импортозамещающие производства. И в результате экспорт становится невыгодным. Вот почему нельзя сразу одновременно проводить эти две политики. И поэтому надо выбирать: либо то, либо другое. А у нас очень часто раньше писалось, что мы будем проводить одновременно и политику экспортоориентации и политику импортозамещения. Так не бывает.
Д.Родин. Я придумал, какую использовать формулировку, примиряющую эти два тезиса и как бы объясняющую, почему можно заниматься одним и другим. Если во главу угла ставится экспортоориентированность и завоевание внешних рынков и, действительно, продукция конкурентоспособная и производитель использует все преференции GSP+ и налаживает эффективный экспорт в Европу, то это что значит? Если он выигрывает конкурентную борьбу даже в Западной Европе, это значит только одно – он стал одним из глобальных лидеров. Тогда в соседнем городе, в населенных пунктах неподалеку он тем более будет конкурентоспособен, и он вытеснит импортеров на абсолютно рыночных основаниях. Не потому, что его поддержало государство, а потому что он выигрывает тендеры в Париже, в Лондоне и в Нью-Йорке в своей нише. И следовательно, условно говоря, в Ташкенте покупают его продукцию, потому что транспортное плечо намного меньше, и он еще более конкурентоспособен внутри страны - не за счет искусственно создаваемых барьеров, а за счет качества продукции, которую он смог обеспечить.
Так что можно это как-то примерить.
Но если говорить, что поставить во главу угла, то тут, конечно, безоговорочно – экспортоориентированность. Принцип работает только в одну сторону: выпустить на внешний рынок предприятие, которое провело импортозамещение – это сделать его бедным и несчастным. Когда совершается экономическое насилие, чтобы граждане своей страны покупали какую-то конкретную продукцию – конечно же, граждане других стран не будут по доброй воле поступать так же.
Ш.Шарипов. Какие еще нужны корректировки в политике правительства для полноценного перехода к модели экспортоориентации?
Ю.Юсупов. Если мы говорим об Узбекистане, то ряд моментов уже были названы: это снижение налогов, защита прав собственности, судебная реформа, в целом улучшения бизнес-климата. Без этого невозможно ни привлечь инвесторов, ни продвигать конкурентоспособный экспорт.
Я бы еще сюда добавил приватизацию. У нас очень большая доля госсобственности в экономике, а государственные предприятия, как правило, менее эффективны чем частные. А нам надо нужно участвовать в жесткой международной конкуренции. Наши же госпредприятия в большинстве своем такой конкуренции не выдержат. Поэтому их надо передать эффективным частным собственникам, которые смогут организовать конкурентоспособное производство.
Другое наше слабое место — это финансово банковская система. Она тоже в основном государственная. Более 80% активов коммерческих банков принадлежат государству. В рыночной экономике банки должны выдавать кредиты на коммерческих условиях, то есть сами банки должны решать, кому дают кредиты, а кому не дают исходя из соображений риска возврата кредита. Но на практике государственные банки часто подчиняются не рыночным импульсам, они подчиняются указаниям сверху. То есть чиновники из других ведомств говорят: вот ты ему дашь кредит, потому что мы считаем, что это важно из политических соображений. Но это плохо, так как накапливаются плохие (невозвратные) кредиты и опять-таки получается не рынок, а чиновники решают что мы будем производить. Соответственно, высока вероятность, что это будут не конкурентоспособные производства.
Ш.Шарипов. Деньги попадают не туда, куда нужно.
Ю.Юсупов. Да, опять ресурсы распределяются не на основе конкуренции, не тому, кто готов больше заплатить и соответственно эффективно использовать, а потому что начальник так сказал.
Д.Родин. Я думаю, что те меры господдержки, которые приняты, они в векторном плане очень правильные. И то, что в начале января глава государства отметил, как приоритеты поддержки экспорта – это очень серьезные, качественные решения в помощь бизнесу. В то же самое время механизмы реализации нуждаются в корректировке – в рамках абсолютно тех вводных, которые уже сделаны и не требуют дополнительных бюджетных расходов. Не говоря уже о том, что меры поддержки по открытию шоурумов и торговых домов – они такие, что помогают по-настоящему только тем, кто ранее начал работу, а тем, кто только планирует открытие и работу, к большому сожалению, это не рабочий документ. То есть, поддержку тем, кто только планирует выход на экспорт, в части шоурумов и торговых домов действующие постановления сейчас не оказывают, к сожалению. Я думаю, при том же самом посыле, сделать из неработающего документа работающий – это достаточно легко и понятно, как это сделать. Это действительно несложно, не стоит никаких денег – все на уровне управленческих решений.
Ш.Шарипов. Что вообще изменилось с момента прошлого нашего разговора? Все-таки нас пустили в GSP+ скоро уже год как?
Д.Родин. Год как подписаны документы и 8 месяцев как работает GSP+.
Ш.Шарипов. По вашим наблюдениям, какие есть подвижки?
Д.Родин. Подвижки не такие, какие могли бы быть. С одной стороны, очень хорошо: в этот визит в Узбекистан я вижу уже изрядное количество компаний, которые имеют предельно четкое целеполагание и пошаговый план выхода на экспорт – и это качественные изменения. Полгода назад были единичные случаи такого подхода. Сейчас видно, что на уровне владельцев бизнеса решения приняты и компании уже готовы выходить на экспорт и продумывать конкретные действия. Понятно, что на первых порах могут быть ошибки, может быть серьезная подготовка – и потом отсутствие контрактов…
Ш.Шарипов. Большие компании или не очень?
Д.Родин. Речь идет о лидерах. Те, кто имеет видение рынка. Как один мой хороший товарищ говорит, «те, у кого над рабочим столом висит карта мира, а не карта страны». Вот те, «у кого над столом висит карта мира», они сейчас уже готовы выходить и предпринимать практические действия. Это очень хорошо.
С другой стороны, объективно: то, что готовилось подписание GSP+, все, с кем я общаюсь, знают уже полтора года. То есть, это не секрет и не сюрприз. Когда господин Умурзаков подписал в ноябре в Брюсселе документы, это ни для кого не было неожиданностью. То, что в апреле начался новый режим, это уже было предсказуемым абсолютно событием.
Соответственно, как минимум, полтора года на подготовку – это то время, которое, может быть, требовалось, но, может быть, это – время упущенных возможностей. Сложно сказать…
Меня впечатляет уже в таком негативном плане дефицит производителей из Узбекистана на международных выставках. И когда производители появляются на международных выставках, я считаю, что они там работают с 10%ной эффективностью. Почему? Потому что участие в выставках готовится, минимум, за три месяца. И вот навык этой подготовки он тоже придет. Это неизбежно абсолютно, и те, с кем я встречаюсь в эту поездку - я вижу стремительный рост освоения новых практик происходит. Это очень хорошо. Но при этом будет очень жалко, если практика просто подготовки к выставкам займет еще один год.
Ш.Шарипов. В равных условиях находятся большие компании, или не очень? В смысле выхода на внешние рынки.
Д.Родин. Есть объективное неравенство. Оно заключается в том, что отгрузить фуру продукции для крупной компании гораздо проще, чем для небольшой компании. И с точки зрения ресурсов, которые требуются чтобы законтрактовать. И с точки зрения ресурсов, чтобы произвести. И много еще разных нюансов. Крупному производителю легче отгрузить фуру продукции, чем мелкому. И вот здесь очень важный нюанс. Государство могло бы оказывать еще поддержку в сфере консолидации грузов.
Вопрос консолидации, построенной по региональному признаку, по отраслевой признаку – это то, чем государство помогает даже в абсолютно рыночных экономиках. Здесь нет отступления от рыночной парадигмы. Это то, что на уровне исполнительной власти во многих странах абсолютно принятая вещь. Не только дотации. Просто, чтобы возместить затраты на транспортировку, скажем, фуры, мало иметь бюджет – нужно иметь достаточный контракт. Самое главное – первые контракты. Если уже 10 фур отгружено – одиннадцатую законтрактовать несложно. Сложность при первом выходе на рынок – когда еще ни одной фуры не отгрузил по GSP+ в Европу, тебя еще никто не знает – и есть некоторое количество участников рынка, которые готовы взять товар на пробу, но не 20 тонн сразу, а какой-то разумный объем. Потому что это тоже вряд ли там компания уровня Carrefour, например.
И вот здесь очень важно для небольшого производителя оказаться в нужное время в нужном месте: иметь свое постоянное представительство или еще как-то быть постоянно на острие переговоров. Чтобы обеспечить себе возможность или первого контракта в размере, как минимум, фуры, что сразу снижает стоимость доставки килограмма веса. Либо же стать участником какой-то консолидации грузов. И вот когда тебя еще никто не знает в Европе, вот в это время помощь государства особенно важна.
Я вижу, как прекрасно работают посольства Узбекистана. У нас просто очень хороший есть пример: Посольство Узбекистана во Франции. Это просто «золотой стандарт». Думаю, можно приезжать и снимать кино, учебное пособие – как посольства должны работать. Я не знаю и не хочу никого обижать – в других странах, может быть, посольства тоже так работают. Но посольства не-Узбекистана, которые я знаю, такой поддержки своим производителям не оказывают. И в этих условиях речь не идет о той поддержке, которая уже оказывается, а речь именно о поддержке в вопросах консолидации грузов, что просто не прерогатива посольств уж точно.
Ш.Шарипов. Что посоветуете узбекским предпринимателям для успешного продвижения своей продукции на экспорт?
Д.Родин. Самое важное – это не тратить время. Сейчас Узбекистан «в моде» в самом хорошем смысле этого слова. Об Узбекистане говорят и об Узбекистане хотят слышать. Участники европейского рынка задают вопросы, многие уже бывали в Узбекистане. То есть, страна – предмет живого искреннего интереса.
Просто сложились так обстоятельства, что до этого были другие страны в фокусе внимания. Но и после этого будут другие страны. Я не знаю, условно говоря, может Перу, может, Индонезия – но будет какой-то политический фактор, фактор каких-то экономических реформ, открытости правительства, открытости крупных холдингов, кто-то крупный придет так же, как сейчас приходит в Узбекистан. И – фокус внимания участников рынка уже сместился в пользу чего-то другого. Мы не знаем, когда и в пользу какой другой страны. Но сейчас Узбекистан – один из центров притяжения внимания. Самое подходящее время использовать этот момент по максимуму, а не ждать следующего года или следующего урожая. Начинать работать, укрепляться на рынке, расширять связи, ездить в Европу самим, посылать молодых специалистов на учебу, на стажировку.
Да это, конечно, дорого, особенно в реалиях разных курсов курсовой разницы. Но сколько компания может продать в Европе товара, если директор по экспорту ни разу не был в Европе? Ну просто самим себе нужно ответить на этот вопрос честно.
Нужно понимать практики конечных покупателей, практики дистрибьюторов, практики торговых сетей. К нам многие обращаются с вопросами, и мы делимся знаниями, отвечаем на вопросы. Но никто не заменит личного присутствия. Мы можем очень много объяснять, как построена жизнь дистрибьюторов или крупных сетей – но это все равно будет лишь наш рассказ. Совсем другое дело – прийти и посмотреть, как работает шоурум. И потом в центре Парижа можно сделать лучше, чем у конкурентов, можно сделать чуть хуже – может, этого будет достаточно чтобы осуществлять первые продажи.
Ю.Юсупов. Что касается рекомендаций для наших предпринимателей. Вообще я верю в наших предпринимателей. Почему? Потому что, если они смогли создать бизнес, выжить и его развивать в условиях той страшной бизнес-среды, которая существовала до 2017 года, то они смогут выжить и развиваться почти в любых условиях. То есть это люди предприимчивые, умеющие приспосабливаться к ситуации (в хорошем смысле этого слова). Но, к сожалению, среда, в которой наши предприниматели 20 лет существовали, отложила свои отпечатки. О некоторых из них говорил Дмитрий.
Первое, это слабый опыт работы на международных рынках. Наша экономика много лет была закрыта и у нас просто в принципе не могло появиться этого опыта. А это опыт накапливается с годами и быстро его приобрести не получится.
Вторая проблема, которая связана с бизнес-средой: наш бизнес существовал и до сих пор, к сожалению, существует в условиях ситуации, когда правила игры менялись и меняются постоянно и часто совершенно неожиданно. И бизнес по сути дела вынужден жить одним днем: надо сейчас как можно быстрее и как можно больше заработать. Стратегические планы в такой ситуации строить в принципе невозможно. И не вырабатываются соответствующие навыки. То есть наши предприниматели умеют плохо планировать свою деятельность и часто живут одним днем. А то, о чем говорит Дмитрий, это как раз предполагает стратегическое видение. Его не хватает его надо наращивать.
Третий момент также тесно связан с тем, о чем говорил Дмитрий, отвечая на предыдущий вопрос. Наши предприниматели не научились друг другу доверять. Это может быть связано с какими то культурными особенностями, а может быть с плохой судебной системой, когда суды не защищают сделки. И это мешает людям объединяться и кооперироваться. Например, консолидированные поставки на внешние рынки. Почему они так важны? Например, наш предприниматель хочет выйти на какую-нибудь зарубежную торговую сеть. А там ему скажут: мы готовы вашу продукцию брать, но мы должны каждый месяц или каждую неделю получать такую-то партию продукции, причем в широком ассортименте. Иначе у нас полки с вашими товарами будут пусты. А если речь идет о небольшом бизнесе, он сам, естественно, такие большие поставки обеспечить не может. Но можно объединиться. А этому как раз мешает недоверие. Я видел это много раз, работая с компаниями по все Центральной Азии. Скажем есть два предприятия, которые вполне могут на выставке сделать один стенд. У них продукция даже не конкурирует друг с другом, наоборот, они взаимно дополняют друг друга. Они бы могли выйти на рынки с одним брэндом, с консолидированными поставками. Не говоря уже о более глубоких формах кооперации. Но, увы они друг на друга косо смотрят и не объединяются. Это наша очень большая проблема.
Д.Родин. Я хотел сказать в дополнение что я действительно с очень большим оптимизмом смотрю на то, как развивается бизнес в Узбекистане. Наверное, самый большой оптимизм внушает работоспособность тех людей, которых я вижу: люди при необходимости работают и 16, и 18, и 20 часов в сутки. Это своего рода культурный код, возможно, наследуемый из поколения в поколение. Это внушает мне глубокое уважение. И это, конечно же, является залогом успеха. Я бы на месте ближайших глобальных конкурентов сильно бы следил за тем, что происходит в Узбекистане.
Ю.Юсупов. Кстати говоря, еще до того, как у нас произошли изменения в 2017-м году, я часто ездил по странам Центральной Азии. Наши соседи очень даже настороженно смотрели на Узбекистан. Они говорили: хорошо, что у вас граница закрыта, вот откроют ее и вы нас завалить товарами. Конечно же здесь имело место сильное преувеличение, но какая-то доля правды была. Мы пока так уж сильно товарами их не завалили, но потенциал, думаю, есть действительно большой.
Ш.Шарипов. Насколько важно в рамках модели экспортоориентации вступление в разного рода экономические соглашения, получение разного рода преференций?
Ю.Юсупов. Экспортоориентация предполагает по определению открытость экономики и поэтому нужно приветствовать любые меры, которые способствуют этой открытости, прежде всего устранение барьеров для внешней торговли и для инвестиций. И соответственно если вступление в какую-то организацию, например, в ВТО позволит Узбекистану снизить эти барьеры, то это хорошо. У нас, с одной стороны, по многим категориям товаров таможенные пошлины низкие. Но есть ряд товарных категорий, по которым они очень высоки, начиная автомобилей. При вступлении в ВТО нас заставят эти высокие пошлины снизить. И я думаю, что это очень хорошо для экономики, так как заставит местных производителей, которые сейчас защищены от конкуренции, наконец конкурировать и создавать более конкурентоспособную продукцию. И это в целом сделает экономику более открытой и более привлекательной в том числе для инвестиций.
Д.Родин. Абсолютно согласен. Здесь приоритетный вопрос – как будут себя чувствовать производители Узбекистана, которые нацелены на рыночную конкуренцию и усиление своих позиций на рынке именно в рамках конкурентной борьбы, о которой мы с самого начала говорим. Есть согласительные комиссии при вступлении и в ВТО, и в другие международные организации. Тут очень важно не упустить такой момент, чтобы не пострадали интересы узбекских экспортеров: они находятся в невыгодном положении, когда им надо развертывать свои представительства за рубежом. Понятно, что, находясь в Узбекистане, они живут в одном масштабе затрат, и когда им надо, например, для развития бизнеса арендовать помещение для шоурума где-то в европейской столице – это качественно другой масштаб затрат. Априори, в этой конкретной ситуации производители из-за курсовой разницы валют попадают в невыгодную ситуацию. Соответственно, очень важно, чтобы в согласительных комиссиях подобного рода нюансы учитывались.
Не секрет, что, когда бывшие советские республики вступали в международные организации, подчас их представители забывали об этих нюансах и ставили своих производителей в невыгодные условия. Если согласительные комиссии это будут держать в фокусе внимания, все будет хорошо.
И конечно же преимущество граждан Узбекистана будет очень большое, если будет открытая конкуренция международных игроков, лидеров рынка – будь то автопром, будь то другие какие-то вопросы. Чем больше конкуренция, тем, очевидно, меньше каждая отдельно взятая семья заплатит тот или иной товар.
Ш.Шарипов. Каковы перспективы Узбекистана стать процветающей, экономически развитой страной? Что еще для этого нужно кроме выбора модели экспортоориентации?
Д.Родин. Я думаю, что доходы граждан Узбекистана при уже выбранной системе хозяйствования будет неизбежно расти. Это факт. Если мы номинируем зарплаты, пенсии, стипендии в долларах или в евро – мы год от года будем видеть рост. Понятно, что закрепленная в долларах цена на электроэнергию, коммунальные расходы, транспорт и прочее тоже будет расти. Это абсолютно естественный ход вещей – до достижения определенного уровня ВВП. Может, до $5 000 или $10 000 или $12 000 на человека в год. Сейчас ВВП находится в районе $2 000 на человека в год. То есть, рост будет кратный. Это эффект низкой базы, и это неизбежно.
Вопрос в другом. Сможет ли Узбекистан в ходе этого роста в тот период, когда у Узбекистана есть гигантские преимущества в том, что зарплаты невысокие по европейским меркам – сможет ли страна построить эффективное производство и завоевать значительную долю мирового рынка? Получится или нет?
Вот это вопрос, на который, на мой взгляд, невозможно ответить на общегосударственном уровне. Ответ, как пазл, формируется из тысячи мелких деталей. Вот этот пазл собирает вся страна или, по крайней мере, класс предпринимателей. Сможет 1 000 производителей текстиля попасть на европейский рынок? Пусть не 1 000, а 500, 200, 100? Смогут они стать своими на европейском рынке? Если да, значит, будет улучшение экспортно-импортного сальдо. Значит, большее количество торговых сетей дистрибьюторов привыкнут к тому, что, например, футболки и толстовки нужно покупать в Узбекистане. Удастся переломить психологию, заставить покупать у производителей из Узбекистана – отлично. Заставить можно только рыночным инструментом. За счет того, что твой товар по соотношению цена-качество наиболее подходит конечному покупателю, что ты наиболее гибок и клиентоориентирован. То есть ты создаешь такой продукт и такой сопутствующие сервис, что с тобой приятнее иметь дело, чем со всеми другими конкурентами.
Каждый даже небольшой экспортный контракт завоевывается на «мини-тендере». Не обязательно это должен быть официальный тендер: когда ты обращаешься в крупную дистрибьюторскую сеть – это «мини-тендер», потому что к этому же закупщику до тебя и после тебя обратилось, возможно, больше ста других производителей. Но если он выбрал тебя и подписал договор с тобой, значит этот «мини-тендер» ты выиграл.
И если десятки, сотни, тысячи «мини-тендеров» узбекские производители смогут выигрывать –значит, что все вместе в совокупности они сложат такой большой пазл, который называется доля европейского рынка или североамериканского или еще какого-то. Получится завоевать такую долю – значит экономический рост будет быстрее, чем рост накладных расходов. И значит, люди будут не просто фиксировать инфляцию в долларах, а будут понимать, что растет их уровень жизни, открываются новые рабочие места, наращивается человеческий капитал.
Условно говоря, те дети, которым сейчас 10 лет – они в 20-25-летнем возрасте пойдут в какой-то известный во всем мире узбекский бренд работать и будут этим гордиться? Или они поедут за рубеж искать лучшей доли? Вот сейчас такая развилка – просто исторический этап и нет никакого чуда в том, чтобы в Узбекистане появились свои бренды, которые будут узнаваемы по всему миру. Это естественный экономический процесс. Если к выходу на новые рынки подойти со всей серьезностью и на должном уровне. Но это – совокупные усилия большого количества предпринимателей. Невозможно подписать соответствующий указ или приказ. Это – экономические процессы, не поддающиеся приказам.
Я верю в успех, и уверен, что, может, не десяток, но несколько таких брендов в ближайшие годы появятся.
Ю.Юсупов. Я согласен что благодаря эффекту низкой базы, то есть из-за того, что мы достаточно на низком уровне сейчас находимся, наша экономика почти гарантированно будет дальше быстро развиваться. Надо очень сильно постараться чтобы этого не произошло. И согласен с тем, что этот рост может иметь разное качество. То есть это может быть более ускоренный рост, более медленный. И самое главное насколько он будет устойчив. Вот это как раз зависит от тех вещей, о которых мы говорили: это бизнес-климат, это защита прав собственности, это издержки ведения бизнеса. Если мы хорошо поработаем в этом направлении, а также проведем приватизацию, банковскую, аграрную и некоторые другие реформы, если мы это все сделаем качественно, тогда мы создадим предпосылки для устойчивого роста.
И еще один очень важный момент, о котором мы с вами напрямую не говорили сегодня, но который, на мой взгляд, связан со всеми остальными моментами и о чем я говорю в последнее время очень много. Все эти реформы, все эти изменения, которые нам должны обеспечить устойчивый экономический рост, они напрямую связаны с еще одной очень важной реформой, без которой шансы на устойчивое долгосрочное экономическое развитие близки к нулю. Это реформа государства. У нас сейчас государство активно влияет на экономику, чрез огромную госсобственность, большие госрасходы. И вообще чиновники привыкли все решать за предпринимателей, за фермеров. Они, например, уверены, что лучше фермеров знают, что им надо выращивать. У них это очень сильно засело в голове, поверьте. Поэтому без того, чтобы не изменить само государство, его роль в экономике, его функции, не сократить колоссальное государственное вмешательство, мы остальные проблемы просто не решим. Мы должны реформировать государство: исполнительную власть, систему регулирования экономики. Сегодня чиновники Узбекистана распоряжаются более 40% ВВП – это государственные и квазигосударственные расходы. Это уровень Франции, из которой приехал наш гость. Но Франция - богатая страна. А бедная страна не может себе позволить такой колоссальный уровень налогово-бюджетной нагрузки. Потому мы должны резко сократить государственное вмешательство, вытащить чиновников из экономики.
А это и реформа всей системы государственной власти, включая вопросы разделения властей. Исполнительная власть должна быть уравновешена сильный представительной властью и не менее сильный судебной властью. Сейчас у нас этого равновесия нет. Доминирует исполнительная власть, власть президента и его структур. Пока появился один противовес - независимые средства массовой информации, и ваше издание - один из примеров таких независимых СМИ. Это сильный противовес. Но пока, увы, единственный. Поэтому пока мы государство не формируем, не добьемся устойчивости в экономическом развитии. И об этом говорит и международная практика.
Беседовал Шокир Шарипов.
