Одна треть плательщиков НДС превращена в компании-изгои. Как это случилось?

Ш. Шарипов: Первый вопрос, уважаемые гости, что случилось, что вызвало столько недовольства?

В. Срапионов: Как известно, с конца декабря прошлого года вступило в силу Постановление Кабинета Министров №595. И сейчас оно у всех на слуху. Постановление направлено на борьбу с теневым оборотом в экономике, и это совершенно нормальное и правильное направление. Не секрет, что теневой оборот был, и есть. А это – недобор налогов в бюджет страны и поэтому, естественно, у регуляторов есть желание контролировать движение товаров и начисление налогов от начала до конца. И для этого упомянутое выше ПКМ вводит некоторые новшества. В частности:

• стали обязательными так называемые коды ИКПУ для каждой товарной позиции;
• внесены уточнения в условия регистрации плательщиков НДС;
• появилось совершенно новое условие для зачёта сумм входящего НДС.

Понятно, что все это направлено на сокращение теневого оборота и это можно только приветствовать. Другое дело, что фактически мгновенная реализация этих, в общем-то, совершенно правильных мер, наверное, не очень удачна. Это видно по многочисленным вопросам и спорам последнего месяца.

О применении ИКПУ сообщалось, что товарных позиций в обороте более миллиона, и этот перечень ежедневно пополняется новыми, и так - до бесконечности. Возможно, такое быстрое внедрение этих ИКПУ было не вполне подготовлено. Это действительно очень сложный процесс – и организационно, и технически, и он требует доработки.

Про новые критерии регистрации плательщиков НДС – их очень много! Часть из них понятна, но некоторые вызывают недоумение и вопросы. Вроде бы дело правильное – обозначены некие уровни риска, по которым налоговые органы могут заранее оценить и классифицировать все предприятия – добропорядочные они или не очень, или же их деятельность вообще вызывает подозрения. Такие критерии, конечно же, намного облегчают контрольные функции налоговых органов и позволяют им сосредоточиться именно на «подозрительных». Но, как оказалось, эти «уровни риска» стали основанием для ограничения зачётов НДС, что, конечно же, вызывает удивление, и даже возмущение большинства хоз. субъектов.

И хорошо, что Регуляторы услышали эти вопросы общества – на днях было опубликовано совместное сообщение Министерства Финансов и ГНК о смягчении положений некоторых спорных новшеств. В частности, приостановлено массовое обязательное внедрение ИКПУ, и названы четыре отрасли, где внедрение ИКПУ будет продолжено в порядке доработки этой системы. Также чуть смягчили и сократили критерии «уровней риска» – убрали наиболее одиозные.

Ю. Юсупов: Совершенно с вами согласен: цель благая – надо уменьшать масштабы теневой экономики. Но мне видится, что причина всех проблем, которые сейчас возникают, это несоответствие заявленной цели и применяемых средств. Средства, с помощью которых пытаются этой цели достигнуть, приводят порой к прямо противоположному результату.

Почему предприниматели, бухгалтеры, экономисты бьют тревогу? На мой взгляд, это связано с двумя вещами.

Первое. Меры, которые сейчас принимаются в сфере налогового администрирования с конца декабря, в январе, очень сильно увеличивают административную нагрузку на бизнес. С точки зрения сдачи отчетности, с точки зрения заполнения каких-то форм. Просто для наглядности зачитаю два коротких сообщения от предпринимателей:

• «Раньше я справлялся с бухгалтерской отчетностью самостоятельно, благодаря простым и понятным формам отчетов. Теперь приходится искать бухгалтера, но не все идут, а я не имею возможности платить им рыночную зарплату».
• Индивидуальный предприниматель: «С января 2022 года налоговый отчет должен сдаваться ежемесячно. Даже при Каримове такого не было. Несмотря на то, что отчет в принципе может собираться и делаться самим ГНК, так как все счета-фактуры у них. Это серьезно увеличивает трудозатраты. Мы в шоке – налоговики нам увеличили объем отчетности в несколько раз, ради своего удобства. Проще закрыться и уйти в тень или работать онлайн на зарубежные проекты. Либо нанимать бухгалтера, для ИП? Это бред. Я в свое время закрыл фирму от того, что устал сдавать отчеты, вести бухгалтерию, и стал работать один. И опять я вернулся к этому». 

Вторая причина, почему такое негативное отношение к принимаемым мерам. Вот данные самого налогового комитета двухнедельной давности. На сегодняшний день у 33 755 компаний приостановлены свидетельства плательщика НДС, у 18 733 – свидетельства прекращены и у 1 988 – отменены. Еще неизвестно, скольким компаниям было отказано в получении свидетельства. Всё вместе составляет почти 55 тысяч компаний, это одна треть от всех компаний, которые платят налог на добавленную стоимость! Их у нас сейчас всего около 170 тысяч. И это очень хорошая цифра, потому что в 2018 году у нас было только 7 тысяч плательщиков НДС. Представляете, какой рост!

И вот сейчас у одной трети компаний – плательщиков НДС изъяли свидетельства о том, что они плательщики НДС. Что это означает? А это означает, что они на самом деле должны платить налог, который формально называется НДС, но на самом деле уже не НДС. Почему? Потому что они не могут брать в зачет НДС, ранее уплаченный их поставщиками. Более того, уплаченный компанией налог не могут брать в зачет следующие участники цепочки. То есть компания, лишенная свидетельства, платит не НДС, а на самом деле налог с оборота. Иными словами, Налоговый комитет по сути дела ввел новый налог – 15% налог с оборота, который не предусмотрен в Налоговом кодексе. И одна треть компаний-плательщиков НДС выброшены в этот режим.

Что это означает для компаний? Это означает, во-первых, что с ними никто не хочет работать, потому что от них шарахаются, так как они в «красной зоне». С ними опасно работать: плохие оценки на тебя перепадут. Во-вторых, у них продукция теперь дороже, так как они не могут брать зачет при уплате НДС. Они теперь должны увеличивать цену продукции. А, в-третьих, если я куплю у этой компании продукцию, я не смогу взять в зачет их НДС, то есть возрастет стоимость и моей продукции. Как результат, компании с изъятыми свидетельствами попадают в ужасные условия, превращаются в компании-изгои. Почему они там оказались — это тема отдельного разговора. Мы об этом еще поговорим. На самом деле причины настолько нелепы, что просто в голове не укладываются.

И теперь, представьте себе, треть плательщиков НДС, а это преимущественно крупные и средние компании, сейчас не могут нормально работать. Это все равно, что на страну напали внешние агрессоры и захватили часть территории и там компании не работают. У нас функцию агрессоров выполнил налоговый комитет. Вот отсюда такая очень жесткая реакция со стороны бизнеса и общественности. 

Ш. Шарипов: А ведь разрывы в цепочке передаются дальше… 

Ю. Юсупов: Конечно. Это все увеличивает общую налоговую нагрузку. И имейте в виду, компании-изгои не могут нормально работать, не могут нормально зарабатывать деньги, не могут платить нормальную зарплату и не могут платить налоги. Да, сейчас бюджет формально не страдает, потому что из-за разрывов цепочки уплаты НДС компаниям по сути дела приходится дважды, трижды платить один и тот же налог. Бюджету вроде бы хорошо. Но стратегически это означает, что компании теряют в доходах. И это рано или поздно отразится на бюджете, не говоря уже о самих компаниях. Вот причины возмущения, о котором мы говорим. 

В. Срапионов: Добавлю, что от многих бухгалтеров я слышу категорическое неприятие и возмущение. Да просто панику вижу! Множество заявлений, что в такой обстановке вести бух.учёт просто невозможно, вижу массовое желание бухгалтеров отказаться от продолжения своей работы. И если эти настроения возникли в результате последних новшеств, значит с реализацией этих новшеств, что-то не так! Такой паники и такого возмущения не было никогда раньше!

Ш. Шарипов: Больше всего нареканий слышно по поводу практики приостановки, отзыва и отказа в выдаче свидетельства плательщика НДС, включая запрет на зачеты при уплате НДС. Есть точка зрения, что эта практика одновременно и незаконна, и вредна для экономики. Согласны ли вы с таким мнением? 

Ю. Юсупов: Абсолютно согласен, и я не раз сам высказывал эту точку зрения. Как я только что сказал, практика, о которой идет речь, заключается в том, что предприятия по каким-то критериям налогового комитета лишаются статуса плательщика НДС и вместо НДС платят какой-то непонятный налог с оборота. Тот самый оборотный налог, с которым мы столько боролись, начиная с 2019 года, пытаясь его заменить на НДС. Почему это плохо?

Во-первых, это противоречит Налоговому кодексу. Нет в Кодексе такой нормы, что за какую-то провинность нужно или можно лишать или не давать статус плательщика НДС. Во-вторых, это, как я уже говорил, мешает компаниям нормально функционировать и развиваться. Некоторых просто убивает, потому что с ними никто не хочет иметь дела. Это, соответственно, разрушает экономику, разрушает цепочки уплаты НДС, дискредитирует сам налог и, в конечном счете, подрывает бюджет. В-третьих, это еще плохо и потому, что имеет место наказание невиновных: даже если я не провинился в понимании Налогового комитета, я все равно не имею права брать в зачет, ранее уплаченный НДС, если его уплатила компания-изгой. Тут вообще непонятно за что меня так наказывают. В-четвертых, это плохо потому, что так называемое наказание никак не связанно с нарушениями при уплате НДС. Более того, среди причин, по которым наказывают изъятием или невыдачей свидетельств, большинство относится к тем, за которые вообще нельзя наказывать, не говоря уже о том, чтобы наказывать отзывом свидетельства. Это просто противозаконно. Рассмотрим эти причины подробнее.

Обстоятельства, за которые отзывают или не дают свидетельства плательщика НДС – это показатели, которые использует «Риск-Анализ». Сразу оговорюсь, «Риск-Анализ» – вещь хорошая и полезная. Она позволяет налоговому комитету фильтровать сомнительные компании. Для чего это нужно? Чтобы не заниматься тотальным контролем, проверками всех подряд компаний, а сконцентрироваться на тех компаниях, поведение которых вызывает сомнения. Зачем мучить предприятие, если доступные ГНК показатели, свидетельствуют, что у него все в порядке? Вот для чего используется «Риск-Анализ». А у нас его используют совершенно для других целей, для того чтобы наказывать предприятия.

Вот примеры критериев, из-за которых предприятие может превратиться в компанию изгой.

• Информация об учредителе (участнике) отсутствует в базе данных налоговых органов.

И из-за этого компания лишается статус налогоплательщика. Но это же абсурд. Почему? Даже если она отсутствует. Это не то, без чего государство прожить не может и что мешает платить налоги. Еще один критерий:

• Отсутствие налогоплательщика по адресу государственной регистрации.

Это что значит? Пришел инспектор (а может и не приходил, кто знает), не обнаружил по адресу компании сотрудников. И из-за этого компания лишается статуса налогоплательщика? Следующий критерий:

• Несоответствие осуществляемых сделок характеру и виду деятельности налогоплательщика, а также номенклатуре приобретаемых и реализуемых им товаров (услуг) на основании сведений, полученных при анализе электронных счетов-фактур.

То есть чиновник решает, что можно покупать предприятию, а что нельзя. Если вдруг чиновнику показалось, что купленное не соответствует тому, чем занимается предприятие, предприятие может опять попасть в число изгоев.

Повторяю, эти критерии – нормальны для целей риск-анализа. Если их применять в совокупности, а не по отдельности. По этим критериям видно, что какие-то предприятия ведут себя нетипично, нестандартно. И это опять-таки не означает, что они виновны. Это означает, что их надо просто более тщательно контролировать, проверять. Но на основе этих критериев, тем более одного критерия, предприятие ни в коем случае не может быть лишено возможности нормально работать! То же самое касается и других критериев:

• Непредставление налоговой отчетности.
• Наличие налоговой задолженности у налогоплательщика.

Если налогоплательщик вам задолжал, надо, чтобы он смог вернуть долг. Вы заинтересованы, чтобы он нормально мог работать. А вы практически прекращаете его работу. Как он, скажите, будет долги покрывать? Это все равно, что работник халтурит, а вы ему отрубаете руки в надежде, что он начнет лучше работать. Абсурд! Дальше, еще больше.

• Наличие налоговой задолженности у учредителей-юридических лиц с долей 50% и более.

Ну какое отношение имеет задолженность другой компании к моей, даже если она - один из учредителей? Почему за задолженность той компании должны наказывать эту? Компании за долги других компаний не отвечают и не отвечают даже за долги физических лиц – учредителей. Есть принцип ограниченной ответственности. Он прописан в нашем законодательстве. Его ещё в XIX веке англичане изобрели, а мы его нарушаем. Или:

• Наличие налоговой задолженности у других компаний, которыми руководит глава нашей (или даже если у той компании не сдана отчетность).

Абсурд! Может быть это менеджер, который спасает компании, которые в убытке. Вот он как раз в такой компании параллельно работает. И это совершенно не противозаконно. Почему должна страдать другая компания, у которой с отчетностью все в порядке? С какого перепуга? Еще более «замечательны» следующие 2 пункта:

• Руководитель или учредитель был руководителем или учредителем в организации, признанной банкротом, и привлекался к ответственности за умышленное уклонение от уплаты налогов.
• Руководитель или учредитель юридического лица с высоким уровнем налогового риска и привлекался к ответственности за умышленное уклонение от уплаты налогов.

Ну предположим, учредитель или руководитель когда-то привлекался к ответственности. Пусть он был не прав, но его за это наказали. У него в приговоре написано, что он не имеет права больше быть учредителем или руководителем другой компании? Нет. Тогда почему его лишают этого права? Это самое настоящее нарушение прав человека, это против Конституции. Или вот еще критерий:

• Неосуществление финансово-хозяйственной деятельности более трех месяцев.

Здесь вообще нет состава преступления. Ну мало ли почему компания не работает: нет спроса на продукцию, сезонный характер работ. То есть здесь вообще непонятно за что наказывать… 

В. Срапионов: Пандемия, в конце концов…

 

Ю. Юсупов: Да, пандемия, в конце концов. И вот, если три месяца у вас не было работы, вы оказывается компанией-изгоем. Еще раз повторюсь: эти критерии вполне подходят для программы «Риск-Анализ». Но они абсурдны для того, чтобы компании лишать статуса налогоплательщика.

Несколько примеров из того, что мне пишут предприниматели:

• Учредитель нескольких компаний: «Моя старая компания была ликвидирована 5 лет назад. Сейчас выясняется, что осталась какая-то задолженность – около 600 тыс. сумов. Никаких претензий раньше не было. Самое интересное, уже больше 2-х недель (!) НИКТО в ГНК НЕ ЗНАЕТ, КАК ЭТУ ЗАДОЛЖЕННОСТЬ ПРИНЯТЬ. Так как все компании, учредителями которых я являюсь, из-за этой глупости «загорелись красным». Деятельность 5-6 компаний просто встала, и БЮДЖЕТ УЖЕ НЕДОПОЛУЧИЛ около 60 млн сум налогов...».

А каковы потери самих компаний, сколько зарплаты люди не получили? Пример того, как нарушается принцип ограниченной ответственности. Компании не должны нести ответственность за долги учредителя. Это же абсурд.

• Оборот компании в прошлом году превысил 1 млрд и она должна стать плательщиком НДС: «Более 20 дней компания не могла получить статус. Наш запрос мурыжили до 16 января, а потом отказали в регистрации по причине якобы отсутствия по месту регистрации. Невзирая на все приложенные документы и зарегистрированный по новой форме договор аренды. Не нашли офис, говорят…»
•  Владелец ресторана пишет: «Основные поставщики (торговые точки) все «красного» цвета. Сами не знают почему, но влияют на цвет наших ЭСФ и ставят под сомнение нашу деятельность. А где покупать продукты? С кем работать?».

Таким образом, проблема заключается в том, что абсолютно неправильно применяются инструменты программы «Риск-Анализ» – для того, чтобы применять совершенно противозаконную меру наказания предприятия. Платить налог на добавленную стоимость — это обязанность предприятия, а не его право. Ну как можно наказывать посредством запрета выполнять свои обязательства?

И какой вывод? Надо категорически запретить практику лишать статуса плательщика НДС. Я повторяю: одна треть предприятий у нас лишена этого статуса временно, или постоянно.

В. Срапионов: Я бы добавил, что Налоговый Кодекс содержит совершенно простое условие и обязанность перехода предприятия на уплату НДС – это годовой оборот более одного миллиарда сумов. По этому критерию предприятие обязано перейти на эту форму налогообложения, а налоговые органы обязаны зарегистрировать его в таком качестве. Всё просто. И никаких условий приостановки и отзыва статуса плательщика НДС Кодекс не содержит. По крайней мере, я не нашел такого, просмотрев текст Кодекса вдоль и поперек.

Возможность приостановки статуса плательщика НДС и последствия такой приостановки возникли в упомянутом выше ПКМ №595.

И здесь я вижу некоторый конфликт между нормативными актами разного уровня. Кодекс все-таки выше, чем Постановление Кабмина. Так написано в Законе «О нормативно-правовых актах» нашей страны. Если это верно, то новая практика ГНК последнего месяца по приостановке статуса действующего плательщика НДС вызывает недоумение, мягко скажем. А последствия этого, считаю, просто катастрофические. 

Ш. Шарипов: В публикациях постоянно встречаются нелицеприятные отзывы о так называемых коэффициентах разрыва. Объясните пожалуйста, что это такое и почему такое неприятие бизнесом. 

В. Срапионов: Что такое этот коэффициент разрыва по НДС – хочет узнать вся страна. Потому что этот самый злополучный коэффициент я не нашел нигде, ни в одном нормативном документе. Его нет в Налоговом Кодексе, и его нет даже в последнем ПКМ №595. Это удивляет. Потому что этот коэффициента появился, как новая дополнительная графа в форме электронных счетов фактур (ЭСФ). Но форма ЭСФ – это не просто бумажка или произвольная табличка, форма ЭСФ установлена в Приложении 2 к ПКМ № 489 от 14.08.2020 г. Любое изменение такого документа позволено только решением Кабинета Министров. Но я не нашёл этого. Напрашивается вопрос – есть ли вообще законное основание для появления коэффициента разрыва НДС? 

На примере нашего предприятия видно, что этот коэффициент – очень спорный параметр. Уже 23 декабря мы увидели у себя максимальное значение коэффициента – «1» бордового цвета. Но у нас нет налоговой задолженности! И никогда не было за последние 20 лет. Это видно по всем общедоступным базам налогового комитета. На наш запрос о причинах бордового цвета, городское ГНУ нам пояснило, что множество наших поставщиков товаров/услуг имеют долги по налогам. Но бордовый коэффициент именно нас сделал «токсичными» для других партнёров. И мы уже получили несколько отказов в дальнейшей работе с нами. Мы, в свою очередь, глядя на других наших партнеров с высокими коэффициентами, понимаем, что с ними работать мы не можем, потому что не сможем взять в зачет их НДС. В итоге НДС, который распределяет налоговую нагрузку в продукте на всех участников процесса, вдруг превратился в налог с оборота в 15 %. Замечательно! Поэтому я и произнёс чуть выше слово «катастрофа». Потому что для производственной деятельности это - реально катастрофа!

Тоже самое для экспортеров, которым возврат НДС будет сокращён этим самым коэффициентом. Недавно, на брифинге 17 января, об этом прямо сообщил председатель Налогового комитета. Насколько это законно и обосновано? Про это скажу чуть позже. Возврат НДС экспортёрам – общемировая практика, ничего особенного и необычного в этом нет. Но я знаю, что многие экспортёры уже получили высокий коэффициент, и значит, они потеряют значительные суммы возмещения НДС. Как это отразится на их последующей экспортной активности, и на валютных  поступлениях в страну? Вряд ли положительно.

Ю. Юсупов: В этой связи хочется попросить Налоговый комитет не просто разъяснить, как он считает и как определяет коэффициенты, но и попросить самому соблюдать Налоговый кодекс. 

В. Срапионов: Я добавлю, что в статье 27 НК РУз. прописаны обязанности налоговых органов. Одна из важнейших – обеспечить полное взыскание начисленных налогов. Но почему-то налоговые органы решили устраниться от этой функции и перекладывают возмещение неоплаченных кем-то долгов на посторонних хоз.субъектов. Последствия применения коэффициента разрыва НДС именно в этом и состоят. Это странно, это удивительно. И это несправедливо.

Ю. Юсупов: По поводу коэффициента разрыва налоговые органы и представители Минфина говорят, что этот коэффициент носит рекомендательный характер, что он, насколько это правда, я не знаю, не влияет на статус налогоплательщика. Но даже если это так, в любом случае он дает сигналы бизнесу и вызывает недоверие, превращая предприятия с высоким коэффициентом в предприятия-изгои, с которыми не хотят иметь дело. Хотя формально, может быть, Налоговый комитет это не имел в виду. Но тогда возникает вопрос, если это не имеет каких-то административных и правовых последствий, зачем тогда его публиковать? Не объясняя при этом, откуда этот коэффициент взялся. А бизнес наш, конечно же, всегда готовится к худшему, и он начинает просто игнорировать предприятия, у которых плохие коэффициенты, хотя они может быть, вообще ни в чем не виноваты. 

В. Срапионов: Методика расчета этого коэффициента, исходные данные для этого – нигде не опубликованы и не заявлены. То есть это совершенно непрозрачный параметр. Но его применение создаёт совершенно неприемлемые последствия для деятельности предприятия.

Ю. Юсупов: И не понятно, для чего он нужен.

В. Срапионов: И здесь есть интересный момент. В последнее время ГНК многократно заявлял, что коэффициент этот - чисто информационный индикатор, он просто сигнализирует партнерам, что   предполагаемый партнёр, возможно, имеет недоимку по налогам.

Но разве это просто информационно? Если предприятие видит у контрагента вот такой нехороший и некрасивый коэффициент, то это не просто информация, это влияет на принятие бизнес-решений.

То есть становится невозможным взять в зачет НДС, что прямо означает удорожание стоимости приобретенного товара/услуги вот на эти самые 15 %, на «ровном месте» что называется. Так что это вовсе не просто «информационный фактор», а очень даже экономический фактор, инструмент наказания. А за что?

Ш. Шарипов: Много обсуждается цифровизация налогового администрирования. Вроде бы вещь полезная. Но почему-то встретила недовольство.

Ю. Юсупов: Вы абсолютно правы – вещь полезная и нужная. И цифровизация, которая осуществлялась у нас уже лет 5 - 10, очень сильно облегчила жизнь и налоговикам, и бизнесу. Но последние меры, о которых мы говорим, ухудшают ситуацию для бизнеса, очень сильно увеличивают его издержки. И хорошо, что многие вещи сейчас финансовые органы отыграли назад. И из этой ситуации мы должны извлечь определенные уроки. Цифровизацию нужно тщательно готовить. Проблема была в том, что эти шаги было плохо подготовлены. Не хватает в налоговых органах компьютерных мощностей, не хватает квалифицированных специалистов, которые это все могли бы подготовить, адаптировать к реальности. При этом собирается много ненужной информации. Уверен, что 99% собранной информации вообще нигде не используется. Тогда для чего это все нужно?

То есть надо минимизировать издержки для бизнеса, когда даже что-то очень полезное делаете. Надо подумать, а как это скажется на бизнесе, насколько для него это будет трудозатратно и окупятся ли его издержки какими-то, может быть очень небольшими выгодами для Налогового комитета. Но, к сожалению, никто об этом не думает.

На самом деле информацию можно собирать из уже существующих программных продуктов. Для этого нужно разработать систему, совместимую с 1С и 1UZ. Тогда бухгалтеры не заметят и не будет никаких неудобств. Но это не наш путь… Вместо этого придумали какую-то огромную сложную систему информации, которая очень сильно ухудшила положение бизнеса и стала одной из причин, почему у бизнеса появляются стимулы уходить в тень. Опять-таки средства работают не на цель (вывод экономики из тени), а против этой цели. 

В. Срапионов: С 2020 года внедрена и вполне успешно работает система Электронных Счетов Фактур (ЭСФ) – просто замечательная система. Наглядный результат пользы цифровизации. Это здорово облегчает работу и бухгалтера, и налоговых органов – все стало совершенно прозрачно, полная регистрация входящие и исходящие ЭСФ, автоматическое исчисление и учёт сумм НДС. Налоговым органам уже не надо ходить по предприятиям и сверять кучу бумажных документов, нет надобности в многодневных проверках, у налоговых инспекторов высвобождается время на более содержательный контроль отчётности предприятий. Потому что «не выходя из кабинета» все стало видно, и все прозрачно. Замечательное решение!

Но мы видим и другие, менее удачные попытки цифровизации – например, уже упомянутые ИКПУ. Наверное, этот шаг пока еще не готов, не доработан. И хорошо, что внедрение ИКПУ пока оставили для ограниченного применения только в отдельных отраслях.

Ю. Юсупов: По 4 категориям товаров.

В. Срапионов: Да, это хлопок, стекло, цемент, древесина. Но даже для этих отдельных отраслей уже есть вопросы. Например, что значит «стекло»? Это только листовое стекло? Или изделия из стекла, например, оконные стеклопакеты, стеклянная посуда и еще много чего делается из стекла. А древесина – это пиломатериалы? Или весь спектр деревянных изделий? Их много. К сожалению, пока нигде не написано, как это понимать. Должны быть совершенно чёткие инструкции, на что распространяется ИКПУ, на что – нет. Это просто показатель того, что даже ограниченное применение ИКПУ для «обкатки» системы требует детальной проработки и регламентации. Которой пока нет. 

Ю. Юсупов: Это еще раз говорит о том, что такого рода реформы надо тщательно продумывать и готовить. 

Ш. Шарипов: А вы знакомы, господа, с зарубежным опытом успешной цифровизации?

Ю. Юсупов: Ну вот те же самые электронные счета-фактуры – это применение и удачное применение зарубежного опыта. А вот задумка по поводу вбивания кодов миллионов наименований – это, по-моему, наше «ноу хау».

В. Срапионов: Ничего не могу сказать, я не знаю, возможно, где-то есть.

Ю. Юсупов: Даже если это есть, это все равно внедрялось постепенно и продумано.

В. Срапионов: Да, потому что это реально огромный массив информации. И товарная номенклатура постоянно пополняется, ежедневно, практически с каждой новой поставкой товара. И каждая новая позиция требует новый ИКПУ, его надо зарегистрировать, внести в базу и уж я не знаю, как там будут управляться продавцы с онлайн ККМ, который обязан пробивать чек с этим самым ИКПУ. Возможно, большие торговые сети, как «Корзинка» или «Макро», с этим справятся – у них автоматизация на высоком уровне. А кто помельче? К примеру, небольшой торговый павильон – косметика, или канц.товары, или продуктовый.

Даже в небольшом павильоне может быть несколько тысяч наименований. И вот продавец на кассе будет искать в ККМ соответствующий ИКПУ на каждую из тысяч позиций, чтобы внести в чек? А покупатель будет всё это время стоять и «радоваться»? Это было бы смешно, если бы не было грустно. 

Ш. Шарипов: В публикациях, в том числе и Ваших, я встречаю утверждения, что Налоговый комитет некорректно использует некоторые положения Налогового кодекса, превышая свои полномочия. Речь, в частности, идет о практике использования программы «Риск-Анализ», проведения камеральных проверок, положений Кодекса о должной осмотрительности. Не могли бы вы об этом рассказать подробнее?

В. Срапионов: Есть такое понятие – «должная осмотрительность». Оно прописано в статье 15 НК. Там всего три абзаца, все достаточны простые по смыслу. Последний, третий абзац, говорит, что именно налоговые органы обеспечивают налогоплательщикам общую информацию о всех хоз.субъектах. И это отлично реализовано на официальном сайте ГНК. Спасибо. При необходимости каждый может проверить налоговые статусы потенциального партнера, и увидеть, действующее ли это предприятие.

Но в последнее время налоговые органы трактуют эту ст. 15, как своё право фактически переносить на предприятие-покупателя взыскание недоплаченных продавцом налогов. Реализовано этот через злополучный «коэффициент разрыва НДС», о чём мы уже говорили выше. Но в статье 15 ничего такого нет! Там просто и понятно написано, что если контрагент почему-то не исполнил свои обязательства по сделке (например, деньги получил, но товар не поставил), то убытки от такого печального исхода лежат на вас, то есть все убытки из вашей прибыли. И это понятно и вполне справедливо. Но ГНК трактует это по-своему, как указано в начале этого абзаца. Хотя в тексте статьи 15 нет ничего об ответственности за чужие налоговые долги.

Другое некорректное толкование я вижу в камеральной проверке – есть такая процедура. Процедура обязательна при обращении предприятия за возвратом переплаченного НДС. Это обычная процедура, которая существует уже два года (по новому НК). На упомянутом выше брифинге 17 января председатель Налогового комитета заявил, что возврат НДС будет проводиться с поправкой на коэффициент разрыва НДС, т.е. в зависимости от неуплаты налогов сторонними поставщиками экспортёра.

Назначение и содержание камеральной проверки установлено в ст. 138 НК РУз. 

Смотрю текст этой статьи. Текст этой статьи не содержит упоминаний о возможности включать в камеральную проверку налогоплательщика финансово-налоговую отчётность сторонних субъектов. Хотя запрос документов от третьих лиц и предусмотрен статьёй 147 НК. Но такой запрос касается документов о «… деятельности проверяемого налогоплательщика» (например, сличение двусторонних документов – договоров, актов, накладных и т.п. – и это понятно). Но не налогово-финансовой отчётности этих третьих лиц! 

Истребование двусторонних документов – это нормально, так было всегда и никаких возражений это не вызывает. Но распространение на проверяемого налогоплательщика финансовой ответственности за неуплату налогов сторонними хоз.субъектами не имеет юридического основания. Этого нет в статьях 138 и 147 НК. А значит, такая практика ошибочна, противозаконна.

И тут у меня простой вопрос. Вот сейчас Налоговый комитет видит в реальном режиме времени ЭСФ абсолютно всех налогоплательщиков. Видит реестры входящих и исходящих ЭСФ и соответствующие суммы НДС. А значит видит суммы НДС, подлежащие уплате в установленные законом сроки. И если вдруг кто-то по каким-то причинам не заплатил налоги в установленный срок, налоговый комитет это видит. Так почему бы не взыскать налоговые долги с тех, кто не заплатил? Полномочия для этого у ГНК есть. Почему теперь чужие долги перекладывают на совершенно постороннее предприятие, которое – добросовестный налогоплательщик. В этом нет логики и это вызывает недоумение. Это точно несправедливо. Опять скажу, в тексте НК ничего такого нет. 

Ю. Юсупов: Мы опять имеем дело с вольной, произвольной трактовкой Налогового кодекса. Принцип должной осмотрительности – это просто подсказка производителю компании: «смотри, с кем ты работаешь, ты сам будешь отвечать за свои проблемы». А Налоговый комитет трактует Кодекс так, что «ты будешь платить налоги за тех, с кем ты работаешь, если они не заплатят». Этого нет в Кодексе.

То же самое с риск-анализом: вполне нормальный цивилизованный инструмент для сортировки предприятий с целью дальнейшего контроля за ними, превращен в инструмент лишения статуса налогоплательщика. Но нет такого в Налоговом кодексе. Даже близко нет.

И здесь мы можем сказать только одно: пожалуйста, уважаемый Налоговый комитет, соблюдайте Налоговый кодекс! Как он для нас – налогоплательщиков – закон, также он должен быть для вас законом, как для органа, который контролирует, чтобы мы правильно платили налоги. А если вы сами нарушаете законы, тогда не имеете морального права от нас требовать, чтобы мы платили налоги. Вы своими противозаконными действиями загоняете бизнес в теневую экономику.

Ш. Шарипов: Нарушен ли сегодня баланс интересов при взаимодействии налоговых органов и налогоплательщиков, как считают многие? Как такой баланс обеспечить? 

Ю. Юсупов: Я думаю, баланс нарушен, и очень сильно нарушен. Это связано, может быть, с какими-то положениями Налогового кодекса, которые потихонечку корректируются в эту сторону. Но прежде всего проблемы с практикой работы Налогового комитета, которая противоречит положениям Налогового кодекса.

Почему баланс нарушен и почему его так трудно восстановить? Узбекистан – молодое государство и мы только начинаем развиваться как страна с демократическими принципами. У нас, к сожалению, еще плохо работают механизмы сдержек и противовесов, механизмы разделения властей, как в демократических странах. Это равновесие может соблюдаться, прежде всего, благодаря хорошей работе судебной системы.

Государственный орган, неважно какой, в том числе Налоговый комитет, нарушает закон, а налогоплательщик от этого терпит убытки, он обращается в суд и суд смотрит на закон, а не на статус ответчика, каким бы высоким он не был, вплоть до президента. И суд говорит: да, закон был нарушен и будьте добры компенсировать возникшие убытки, а также накажите тех, кто нарушил закон. У нас это, увы, не работает, у нас судебная система данную функцию не выполняет или выполняет очень плохо. Соответственно, налогоплательщики и вторая сторона, которая им противостоит, находятся, скажем так, в неравных весовых категориях. И налогоплательщикам нечего противопоставить Налоговому комитету, по большому счету, кроме жалоб и просьб, или публикаций в прессе. Других инструментов нет, к сожалению. А эти жалобы и обращения иногда срабатывают, причем с запозданием, а иногда не срабатывают.

Что в этой ситуации делать? Есть понятные общие вещи, типа развития демократических институтов, судебной власти, плюс у нас есть, законодательная власть, которая могла бы тоже в данном случае вступиться за своих избирателей.

Необходимо также создавать какие-то дополнительные механизмы обратной связи, чтобы если власть что-то решила делать, она свои решения предварительно обсуждала. В этом плане полезна практика предварительного обсуждения проектов нормативных актов. У нас есть попытки по некоторым документам этой процедуры избежать. Соответственно и прочие инициативы, даже если они проходят не через нормативный акт, а это какая-то инструкция, они тоже должны публиковаться и публично обсуждаться. А государственные органы, включая Налоговый комитет, Министерство финансов и другие инстанции должны к этому прислушиваться. А пока иногда просто бывает так, что есть общее раздражение, есть много критических отзывов, много жалоб, а соответствующие инстанции просто не слышат, никак не реагируют. Там часто рассуждают: перед нами стоит цель мы любой ценой этой цели должны достигнуть. Но как показывает практика, когда так действуешь, не думая о методах, о последствиях, зачастую не достигаешь цели. Наоборот, получается обратный результат. Мы опять возвращаемся к вопросу конфликта целей и средств.

Чтобы достигнуть правильной, благородной цели легализации нашего бизнеса и ускорения экономического развития, нужно применять соответствующие адекватные методы. И нужно очень тесно взаимодействовать с общественностью, с экспертами, с бизнес-сообществом и получать обратную связь. Иначе можно получить прямо противоположный результат.

И еще один момент. Не надо бороться с теневой экономикой, надо делать привлекательным легальный бизнес. Теневая экономика существует потому, что в легальном бизнесе имеются большие издержки, налоговые, административные издержки. И для бизнеса на самом деле в тени ничего хорошего нет, там свои большие издержки. Но если бизнес уходит в тень, это значит, что вне тени, в легальной сфере издержки еще выше. Соответственно, надо бороться не с теневой экономикой, а необходимо делать привлекательным легальный сектор – за счет улучшения бизнес-климата, в том числе сокращая налоговую нагрузку и уменьшая издержки налогового администрирования.

Ш. Шарипов: 55 тысяч предприятий, которые лишены статуса плательщика НДС. Можно ли, хотя бы умозрительно, оценить вред от этой ситуации?

Ю. Юсупов: Вред, нанесенный экономике, наверное, можно оценить количественно, если иметь более точные данные, что это за предприятия, какие у них были обороты, на какое время их лишали статуса плательщика НДС. Но дело не только в прямом вреде. Такого рода действия увеличивают недоверие к государству, которое затем переносится на любые принимаемые меры, даже когда они правильные. Это ухудшает общую атмосферу, ухудшает бизнес-климат. Это то, что нельзя пощупать и измерить. Но это гораздо более опасно.

Да, состояние бизнес-климата имеет какие-то количественные выражения: размер налоговой нагрузки, число разного рода разрешений и прочих административных барьеров. Но есть еще вещи, которые связаны именно с термином «доверие». Мы говорили о доверии предпринимателей друг к другу. И это очень важно, потому что, когда бизнес друг другу не доверяет, из-за тех же самых коэффициентов разрыва, это огромный ущерб экономике, потому что сделки не заключаются. Но есть и другая сторона: это доверие общества, бизнеса, людей к государству. Вот такие непродуманные, несвоевременные или карательные меры разрушают это доверие. А дефицит доверия как внутри бизнеса, так и по отношению государства – это плохой бизнес-климат, это вредит экономическому развитию, вредит тому же государству, потому что оно недополучает налоги. 

Беседовал Шокир Шарипов